среда, 18 апреля 2012 г.

Васильев Д.Е. – первый директор Российского ядерного центра

 
         Одним из замечательных людей, родившихся в Прикамье, был Васильев  Дмитрий Ефимович – уроженец с. Суксун Пермской области, первый директор Российского федерального ядерного центра. О нем не знают на его малой родине, в то время,  а в Свердловской и Челябинской областях он – известное лицо.
         Этот человек долгое время работал в закрытых городах.   В ноябре  2012 года исполнится 110 лет со дня его рождения.   В XXI  веке материалы в Интернете о выдающихся организаторах промышленности Южного Урала уже свободно раскрывают его биографию, в его честь даже назван пик в горной системе Памира высотой 6100 метров.

  Предлагаем читателю интересный очерк нашего суксунского земляка,    публициста Кортина Бориса Абрамовича об этом славном человеке.
Васильев Дмитрий Ефимович 1902-1961


     
Борис Кортин
Земляк со щитом мира

Мой дед, Шульман Моисей Лейбович, не был чемпионом мира или Европы по скорочтению, но, бесспорно, признавался таковым в нашем рабочем посёлке Суксун Пермской области. Сотрудники районной библиотеки, двухэтажка которой возвышалась тогда на взгорке улицы Халтурина, завидев неспешно поднимающуюся по тротуару сухопарую его фигуру, стремглав, как по тревоге, разбегались по самым потаённым местам книгохранилища или придумывали для себя неотложное, «срочное» дело.
Деликатный мой дед от такого «почитания» в книжном храме смотрелся загнанной птицей: серьёзные, исторические книги из собрания библиотеки им давно были прочитаны, затрачивать же время на несерьёзные - считал непростительным разором. Так, в нерешительности, опираясь на свою деревянную, стариковскую палку, и стоял он, бывало, средь читального зала, подслеповато вглядываясь из-за запотевших очков в книжные корешки изданий.
Замученные его расспросами в прежние приходы, библиотекари, выжидая, хоронились меж стеллажей. Новинки поступлений здесь были редкостью, современная же беллетристика, партийная публицистика и литература про войну дедом не признавались. У первых, считал, не доставало мудрости, а последнюю – и читать не надо: столько во времена мировых и гражданской войн пережил, насмотрелся он сам - не вберёт и безразмерный многотомник.
Уйти же ни с чем, ведь добираться до дома предстояло несколько километров, ему не хотелось. Так и кружил, бывало, возле полок с книгами не один час. Телевизоры в ту пору квартиры ещё не заселяли. Окном в мир исправно служили чёрные тарелки радио из плотной бумаги, да ламповые приёмники, по волнам которых делали «заплывы» люди помоложе, и не с достатком пенсионера.
Довольствоваться, в общем, зачастую приходилось книгой читаной. Домашние молча сочувствовали деду.

Можете представить, какие чувства испытал я однажды, когда, возвращаясь из школы (а дорога моя проходила мимо библиотеки), увидел, как из крытого кузова грузовика разгружают целые связки книг. 2000 томов!.. Молва тотчас разнесла по посёлку небывалую весть: книжное богатство родному посёлку - завещание Большого человека.
Через пару дней в каждый томик вклеили незатейливый экслибрис со словами: «В дар трудящимся п. Суксун от ВАСИЛЬЕВА Дмитрия Ефимовича. Апрель, 1961 г.», а к стойке одного из стеллажей читального зала прикрепили фотографию мужчины, строго и одновременно с приветливым любопытством вглядывающегося в лица земляков.
Самым счастливым суксунцем в те дни был книгочей Моисей Шульман. Помню, с каким нетерпением в этот раз ожидали его появления на своём пороге сотрудницы районной библиотеки.
Дед долго изучал формуляры поступления. Наконец, книги, сказал, что надо! И библиотекарши с тех пор от него долго не прятались.
Тем и запомнился суксунцам апрель 1961-го – первым полётом человека в Космос и удивительным даром Дмитрия Васильева, так и оставшимся для всех кем-то Большим и таинственно неизвестным. Грех подумать, но, как и многих сверстников, меня больше занимала тогда иная «оригинальность» 1961-го: то, что, как ни вращай эти четыре цифры, нумерация года оставалась неизменной.

* * *
Прошли десятилетия. Журналистская судьба привела меня однажды в таёжный уральский город, незадолго до этого сбросивший покров секретности, превратившись из всемирно известного завода № 814 (Свердловск-45), в производственных корпусах которого наши атомщики электромагнитным способом разделяли изотопы, получая уран-235, в населённый пункт лирично названным «город Лесной».
В кабинете Сергея Настина - тогдашнего генерального директора «Комбината «Электрохимприбор», являющегося градообразующим в этом ЗАТО (закрытом административном территориальном образовании), председатель правительства Свердловской области Виктор Кокшаров вёл разговор о становлении, буднях и перспективе развития предприятия и города.
В память о встрече мне подарили книгу «Удивительные люди уникального завода», я непроизвольно открыл её на странице 21. И прочитал в биографической справке основателя Свердловска-45 и Челябинска-70, первого директора двух крупнейших отечественных предприятий Министерства Российской Федерации по атомной энергии Дмитрия Ефимовича Васильева: «…родился в ноябре 1902 года в Пермской губернии, в посёлке Суксунского механического завода в семье почтового ямщика и домохозяйки».
Я извлёк из внутреннего кармана пиджака паспорт и показал графу с местом своего рождения: «пос. Суксун Суксунского района Пермской области». Ещё через мгновение, вглядевшись пристальнее в фотографию знаменитого земляка, узнал в нём… «незнакомца» из районной библиотеки, по книге которого «Как произошли Уральские горы» из его дара родному посёлку, я впервые проторил тропинку к истокам летописи отчего края.
Согласитесь, упустить возможность и не познакомиться с легендарным земляком поближе, было бы непростительно.
Поистине биографическим «экскурсоводом» во времени и по судьбе Д.Е.Васильева, по «картотеке» его соратников и коллег с тех пор стала для меня заместитель начальника учебного центра ФГУП «Комбинат «Электрохимприбор» Елена Кондратьева.
Но прежде, чем об удивительном человеке расскажут те, кто знал его не понаслышке, ознакомимся с автобиографией, которую Дмитрий Ефимович собственноручно написал 13 октября 1942 года (хранится в фондах Музея Уралмашзавода, орфография оригинала соблюдена).

«Родился в ноябре 1902 года в Суксунском заводе Пермской области. Отец был почтовый ямщик, одновременно занимался сельским хозяйством.
В 1913 году отец умер. Хозяйство перешло в руки старшего брата, который выгнал мою мать (вместе со мной) из дома, как вторую жену отца, не имеющую права на участие в хозяйстве.
Брат умер тоже в 1913 году, хозяйство распалось.
После смерти отца мать работала по найму прачкой, кухаркой и на других поденных работах, а я учился в школе.
В 1918 году поступил работать подручным слесарем в мастерские Суксунского механического завода.
В начале 1919 года в связи с приходом белых войск в Суксун, я вынужден был уехать из Суксунского завода, т.к. мне угрожали за то, что был тесно связан с членом местного Совета матросом Маношиным П.М., расстрелянным во время кулацкого мятежа летом 1918 года.
В апреле 1919 года, я нанялся рабочим - монтером в телеграфную колонну (ремонтная партия почтово-телеграфного ведомства) и уехал из Суксунского завода.
Первое время работали на ремонте телеграфной линии Кунгур - Бирск, с приближением фронта колонну перебросили на ремонт телеграфной линии Петропавловск - Акмолинск, где я работал до конца 1919 года.
В начале 1920 года вернулся в Суксунский завод и продолжал работать монтером, а с 1921 по 1924 год - линейным надсмотрщиком телеграфной линии.
В 1924 году Райком комсомола отозвал меня для работы Райполитпросветорганизатором Суксунского района. В 1925 году был назначен Завполитпросветом Кунгурского округа. В 1928 году назначен Зав.Окроно Кунгурского Окрисполкома, одновременно состоял членом президиума Горсовета и Окрисполкома.
В связи с ликвидацией округов был переведен в Урал-ОНО, работал ст. инспектором политпросвета, Зав.кассовым сектором и Зам.Зав. Обл.ОНО.
В 1931 году поступил учиться в Уральский Машиностроительный Институт, будучи студентом одновременно, в течении ДВУХ лет, работал секретарем партколлектива Института.
В 1933 году меня отозвали от учебы и назначили начальником Отдела кадров Уралмашзавода, где работал до Июня 1937 года. В связи с окончанием Института по вечернему отделению, в июне перешел работать в цех. Работал Зам. начальника Сборочного отделения механического цеха № 1 и Зам. начальника Ш участка Сборочного цеха. В Феврале 1939 года назначен Начальником Сбытового отдела.
В Ноябре 1937 года первичной организацией был исключен из партии за ошибки, допущенные при работе в Отделе кадров. Свердловский Горком ВКП(б) решение об исключении отменил, объявив строгий выговор за притупление бдительности.
В партию вступил в 1925 году в Суксунском заводе. Член ВКП(б) с 1927 года».

Жизнь каждого из нас можно разделить на отдельные главки. И отнюдь не на три, как это получилось со становлением у Максима Горького в его университетах, - Детстве, Юности и Отрочестве. Причастностью к делам, совершаемыми поступками мы сами «переворачиваем» страницы собственной повести, формируем её разделы, определяем границы взросления, ответственности за происходящее.
На первый взгляд жизнь Васильева складывалась очень удачно, а карьера – более чем успешно. За скупым его биографическим ракурсом чётко просматривалось революционное, преобразующее дыхание времени.
Сами судите, выходец из крестьянской, полусиротской семьи со скудным достатком, он, оказавшись заводским рабочим, в полной мере набрался идей Февральской и Октябрьской революций, коренным образом порушивших прежний уклад жизни не только стольных и губернских городов, но и российской глубинки. Паренёк вступает в комсомол, становится одним из создателей в рабочем посёлке драматического кружка, репертуару которого мог бы позавидовать солидный театр. Два раза в неделю где-либо в районе появлялись афиши, и юные артисты выходили на сцену. Наконец, его, «рабочую молодую поросль», выдвигают на культурно-просветительскую стезю окружного масштаба, и он отдаёт ей семь лет жизни. Стоит ли удивляться, когда пришёл черёд партнабора, именно молодого коммуниста Васильева в числе первых парттысячников направляют в Уральский машиностроительный институт, Дмитрий становится студентом. Далее и вовсе фантастика: его избирают секретарём парткома института, а третьекурсника Д.Е.Васильева и вовсе назначают… начальником отдела кадров Уралмашзавода!
Время - космических скоростей. Кто-то вступал в ряды РКСМ, «синеблузников» и большевиков ради льгот и «контрамарок», но были и иные, сформированные «окопной правдой», молодёжной «бучей», комсомольским братством да жаждой нового. Жажда эта и наделила их организаторскими способностями, «майкой» лидера, умением повести за собой. И земля, словно после омолаживающего дождя, явила свету самородки. Азарт созидания, возможность своими руками поучаствовать в преобразовании мира закаляли характеры, «кто был никем, становились…»
Молодой специалист Дмитрий Васильев быстро вырос до начальника производства. Но в личном его деле хранится документ (да и сам он упоминает об этом в автобиографии) о партийном взыскании «за потерю бдительности». Если вспомнить, что тогда основанием для репрессий могла быть и меньшая провинность, становится ясно, на каком тонюсеньком «волоске» удержалась карьера и судьба начинающего инженера Уралмаша.
Круто замешанный на политике, 1937 год, начавшийся с одобрения проекта Конституции РСФСР, углубления стахановского движения, широкого наступления на «заклятых врагов народа – троцкистов и их подручных – правых отщепенцев», с первых дней задал особый тон общественной жизни россиян. В центре внимания Страны Советов оставалась и ожесточенная борьба с фашистами испанских республиканцев. А тут… поджог и затопление теплохода «Комсомол», провокация с пароходом «Смидович» - возмущение миллионов людей. Гнев будоражил заводы, колхозы, фабрики. «Работники парткабинета и райкома ВКП(б) в ответ на провокацию фашистских бандитов отчислили однодневный заработок на строительство новых теплоходов», писала Суксунская районная газета «За коммунизм». Примеру штатных пропагандистов и агитаторов последовали рабочие артели «Медник», колхозники, учителя.
Газета для Дмитрия Васильева была самой желанной весточкой с родины. Эта любовь - с комсомольской и партийной юности, когда до кинотеатров и телевидения страна ещё не доросла, а Дмитрий и его товарищи Паша Будрин, Миша Антонов и другие выпускали в посёлке и на полевых станах «живую газету», расклеивали по сёлам стенгазеты. Привыкший к печатному слову своей «районки», он воспринимал её средством особой, духовной связи с отчим домом, с людьми, которых знал, чьё настоящее и будущее его искренне волновали.
Землякам это было известно, потому, бывая в областном центре (а Суксунский район административно входил в те времена в Свердловскую область), на гостинец Диме Васильеву прихватывали газету. И он жадно, от первой строки до последней, зачитывался ею, наряду с «Уральским рабочим», заводской многотиражкой.
Вот и на этот раз с нетерпением раскрыл очередные номера «районки», накануне присланные из дома верным другом Михаилом Щербининым. «Выше революционную бдительность, - призывало печатное слово. – Дело в большевистской идейности и принципиальности во всей работе. Необходимо прислушаться к голосу масс, развёртывать самокритику. Чтобы распознавать замаскировавшегося врага, надо знать его тактику, формы борьбы против социализма, - увещевала газета «За коммунизм». - Поднимая революционную бдительность, повышая идейный уровень всей партийной работы, мы сможем метко разить врага и добивать его без остатка, в какой бы глубокой норе он ни сидел, под какой бы маской ни скрывался».
Прочитал, задумался: удивительные метаморфозы начали происходить с содержанием печатных изданий. Ещё вчера бесхитростные строки рабоче-крестьянских корреспондентов о том, что в рабочем посёлке растёт спрос на произведения Пушкина, в райпо для продажи населению поступил сухой кисель, а эпидемия повальной безграмотности отступает, вдруг перестали быть заметками знакомых ему «Ивановых, Петровых, Сидоровых»: один оказался Знающим, другой – Очевидцем, третий – Наблюдающим. «Анонимно авторский» актив помощников газеты разбавили – Пайщики, Сочувствующие, Рабочий с Колхозником. Не в бровь, а в глаз разили Свой и Перо.
Тревожная хмарь всё гуще заволакивала газетные страницы. «Плохо охраняют семена» - кричал заголовок одного номера. «Тракторы под снегом» - негодовал следующий выпуск. «Покровители растратчиков», «Разгильдяи», «Так руководить нельзя» - выносила свой приговор непримиримая «районка»…
«Уральский рабочий» осуждал «Троцкого и его шайку реставраторов капитализма». «Подлейшими из подлых» клеймила троцкистов газета «За коммунизм». Митинг на Суксунском механическом заводе, где Дмитрий Васильев постигал азы рабочего ремесла, и, казалось, знал в лицо каждого, собрал 563 человека. И все единодушно приветствовали смертный приговор изменникам революции.
Почему-то вспомнился приход в посёлок белогвардейцев и его вынужденное бегство от неминуемой расправы за связь с матросом - большевиком. Завод день работал, два - не работал, но люди с надеждой приходили на проходную… Да и куда ещё подашься в небольшом селении, почитай в каждом дворе которого, ожидая хлеба, копошилась детвора.
Однако «горячо одобрять» происходящее, никому и в голову не приходило. А тут… вчера народные любимцы, герои-военачальники Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич – сегодня шпионы мирового империализма… И рабочие с колхозниками из далёких, неведомых им Сабарки, Шахарово и Сызганки, требуют беспощадно карать предателей, призывая друг друга к бдительности. Чуть ли не соревнование разыгрывается на страницах «районки»: кто больше соседей заподозрит и заклеймит «этим самым… двурушничеством» - «Свой», «Очевидец» или «Перо»?..
В ноябрьские дни 1937-го объясняться на предмет «твёрдости убеждений» выпало и Дмитрию Васильеву. Первичная партийная организация в их чистоте сомневалась. У городской - возобладало чувство самосохранения: убери с ответственного участка успешного инженера - под угрозой оказывалось выполнение производственного плана Уралмаша. А это – на полную катушку выкатывало статью «за вредительство». Но уже… для членов парткомиссии.
Спас, в общем, горячий участок, да (как бы кощунственно ни звучало) Вторая мировая война, дни и ночи которой он провёл «на передовой» трудового фронта, возглавляя производство танкового завода. О том, как ковалась Великая Победа, как в неимоверных условиях старики, женщины и подростки под его началом собирали оружие возмездия, свидетельствуют два ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени и Отечественной войны II степени, сверкавшие на его выходном пиджаке после победного часа.
Май 1945-го запомнился Васильеву не только заветным Салютом Победы, но и новым назначением на омский танковый завод, присвоением воинского звания «инженер-полковник».
Урал, Сибирь и Дальний Восток засучили рукава, восстанавливая разрушенное хозяйство страны. Однако эта работа, сверхтяжёлая для измотанных людей и израненной экономики страны, была обременена надвигающейся мировой проблемой.
На Потсдамской конференции глав государств-победителей, предваряя встречу советского «отца народов» с президентом США Гарри Трумэном, наши разведчики проинформировали Сталина о том, что американские союзники 15 июля 1945 года произвели первый атомный взрыв под Аломордо. В своих мемуарах Уинстон Черчилль вспоминает (цитируется по книге «Удивительные люди уникального завода», ИД «Уралтранс» - 2000, стр. 16) о политически «щекотливом» моменте так: «24 июля, после окончания пленарного заседания… я увидел, как президент (Гарри Трумэн) подошёл к Сталину и они начали разговаривать одни, при участии только своих переводчиков. Я стоял ярдах в пяти от них и внимательно наблюдал эту беседу. Я знал, что собирается сказать президент. Важно было, какое впечатление это произведёт на Сталина. Казалось он (Сталин) был в восторге: «Новая бомба! Исключительной силы. И, может быть, будет иметь решающее значение для всей войны с Японией! Какая удача!» Такое впечатление создалось у меня в тот момент, и я был уверен, что он не представляет всего значения того, о чём ему рассказывали. Совершенно очевидно, что в его тяжёлых трудах и заботах атомной бомбе не было места. Если б он имел хоть малейшее представление о той революции в международных делах, которая совершалась, то это сразу было бы заметно. На его лице сохранилось веселое и благодушное выражение… Я подошёл к Трумэну. «Ну как, сошло?» - спросил я. «Он не задал мне ни одного вопроса», - ответил президент. Таким образом, я убедился, что в тот момент Сталин не был особо осведомлён о том огромном процессе научных исследований, которыми в течение длительного времени были заняты США и Англия и на которые Соединенные Штаты израсходовали более 400 миллионов фунтов стерлингов».
Прозорливо-внимательного Уинстона Черчилля подвели зрение, слух и полнота «собрания агентурных сочинений». Актёр «всех времён и народов» в исполнительском мастерстве оказался талантливей. Да и кто мог знать, что ещё осенью 1939-го СССР тайно посещал будущий научный руководитель создания американской атомной бомбы Роберт Оппенгеймер, от которого «компетентные органы» вполне могли услышать о разработке сверхмощного оружия.
Ещё в 1940 году с «бомбой» к Сталину «постучался» и всезнающий Берия: представил материалы об организации в Германии, Франции и Великобритании крупномасштабных исследований атома. Известно, Сталин тогда отмахнулся: «Этим заниматься не будем. Танки сейчас нужнее…»
Потом война. Фашисты под Москвой, в блокаде Ленинград. Не хватает самолётов, танков и карабинов. На фронтах рефреном звучат команды: «Беречь патроны!» А в Кремль стекаются сообщения: США набирают сотрудников в сверхсекретные лаборатории, немцы и англичане заняты поиском месторождений урана, организацией его добычи, доставки и переработки.
1942-й. Дмитрий Васильев пишет автобиографию в Свердловский горком ВКП(б). В США, под… трибуной чикагского стадиона, заработал первый в мире атомный реактор. Сталин, понимая, что «не замечать» урановой проблемы нельзя, собирает Государственный Комитет Обороны и в конце заседания заключает: «Надо подыскать талантливого и относительно молодого физика, чтобы решение атомной проблемы стало единственным делом его жизни. А мы дадим ему власть, сделаем академиком и, конечно, будем зорко его контролировать». (Академик В.Г.Хлопин, участник заседания Государственного Комитета Обороны. Очерки, воспоминания современников. Академия наук, 1987 год).
15 февраля 1943 года руководителем атомного направления назначается мало кому известный сотрудник «детского сада папы Иоффе» (Ленинградского физико-технического института) Игорь Васильевич Курчатов, уроженец Симского завода (Челябинская область). Он и сформировал команду особой «Лаборатории №2 Академии наук СССР».
Так что к потсдамским откровениям президента США Гарри Трумэна, решившего показать, кто в мире хозяин, Сталин был не просто «в теме». Создание ядерного оружия в нашей стране обрело статус исторической необходимости.
Аналитики истории международных процессов категоричны в суждениях: готовясь к новой, теперь уже ядерной войне, американцы были уверены, изготовить атомную бомбу раньше 1953 года, Советский Союз не сможет. Однако, наперекор прогнозам, уже в 1945-м, СССР «подстраховался» с добычей и поставками урановой руды в Восточной Германии, Болгарии и Чехословакии. Её залежи обнаружились в Средней Азии, и по горным тропам, на ослах и мулах, в 1946 году на гидрометаллургический завод, возведённый в пустыне вместе с городком Чкаловском, были доставлены первые тонны «сокровенного камня».
Впрочем, добыча руды – это даже не шаг, а полшага к цели. Ведь уран ещё предстояло освободить от примесей, довести до кондиции, способной на химическую реакцию и взрыв, наконец, начинить им бомбу, создать средства её доставки к цели. И на каждом «переделе» - своя технология, производство, люди всем этим управляющие. Которых (помните?), по-сталински, изначально предстояло «зорко… контролировать». И лишь затем – кормить, одевать, обеспечивать жильём.
Самым продвинутым в СССР той поры было последнее: по части проверок и спроса государственная машина Лаврентия Берия аналогов не имела. Всегда была «в смазке» и действовала с запасом прочности.
Факт из биографии директора - управленца Дмитрия Васильева об исключении его первичной организацией из партии очень понравился мастерам «крючков». Под их неусыпным оком, свои «соответствие и верность идеалам» доказывать ему приходилось денно и нощно.
6 июня 1947 года решением ЦК КПСС и Совета Министров СССР Дмитрию Ефимовичу Васильеву оказывается высокое доверие – его переводят в систему Первого главного управления, созданного при Совете Министров СССР для «практического осуществления мероприятий, связанных с использованием атомной энергии». (В.Н.Михайлов. Я – ястреб. Москва. Крон-Пресс, 1993г., с. 80).
Вместе с известным физиком Львом Арцимовичем он получает направление на завод «Электрохимприбор». Лев Андреевич – научным руководителем, Дмитрий Ефимович – директором. И всё бы ничего, не впервые Васильеву возглавлять предприятия, если б не маленькая закавыка: должности и ответственность руководителей присутствовали, а сам завод… нет.
У нынешних ветеранов предприятия бытует легенда о том, где искал свой завод Дмитрий Васильев. Ну, конечно же, в… родном ему посёлке Суксун. Именно туда с его подачи направляли взор члены государственной комиссии. И чаша весов уже начала было склоняться в пользу Верх-Суксунского Каменного лога. Но вектор предпочтений «скользнул» дальше, в район города Губахи, указав на Широковскую гидроэлектростанцию, что на реке Косьва всё той же Пермской области.
Впрочем, не задержался и там: сверхсекретность объекта, экономическая целесообразность проголосовали за таёжную площадку в Исовском районе Свердловской области у горы Шайтан, в 190 километрах севернее областного центра. К подножью горы лепился посёлок Нижняя Тура, энергетические обороты набирала местная ГРЭС. Избыточная энергия и решила вопрос прописки «Электрохимприбора».
О том, как, словно грибы, в одночасье, проклюнулись вокруг номерные ИТУ, УЩ, спецкомендатуры и поселения, как раздвинули исправительные учреждения ещё вчера непроходимые болота и чащобу, с годами напишутся книги (В.Н.Кузнецов. Цена свободы – атомная бомба. Екатеринбург, 2005; В.М.Баташов, Н.А.Кащеев, В.Н.Кузнецов. Завод № 814 в атомном проекте СССР. Екатеринбург, 2007; Лесной: история закрытого города. Екатеринбург, Средне-Уральское книжное издательство, 1997; Уральский градостроитель. Екатеринбург. Издательство «Художник», 1997 и другие).
Всё тут делалось одновременно: строились дороги, заводские корпуса, комплектовалось оборудование, прокладывались коммуникации, возводилось жильё, зарождался город, создавалась его инфраструктура, обучались кадры – сразу всех специальностей, какие только были необходимы атомному производству и для полноценной жизни людей, от физиков-теоретиков до парикмахеров, поваров и киномехаников.
Директорской резиденцией стал бывший домик тюремного служащего. На Васильева он навевал мысли странные. Да, впрочем, когда на них было задерживаться. «Сколько вам дали?», - порой с подтекстом «уточняли» у них с Арцимовичем люди Лаврентия Павловича. И директор решительно твердил: «Электромагнитное разделение изотопов осилим за два с половиной года».
О «нерве» научных поисков, препятствиях, встретившихся по дороге в незнаемое, свидетельствуют воспоминания, документы того времени, хранящиеся в архивах. Что поражает: почти все они с зарядом «плюс». Расставленные «вешками» - непременно ведут к намеченному результату. И, вроде, нет просчётов, ошибок в выборе метода, трудностей в принятии технологических решений.
На лицо - «отредактированная» задним числом правильность действий, эдакая обречённость на победу. Не могу отделаться от ощущения, насколько нивелируют, преуменьшают подобные свидетельства истинную цену достигнутого, приложенных усилий, творчества и новаторства. Потому так бесценно дороги «неотглянцеванные» факты, приоткрывающие завесу тайны, истину.
«Строго секретно. (Особой важности). Экз. №1. Товарищу Сталину. Отчёт о ходе научно-исследовательских и практических работ по получению и использованию атомной энергии за 9 месяцев 1947 г.
(…) В 1946 году опытами, проведёнными проф. Арцимовичем на лабораторной разделительной установке, была подтверждена возможность практического использования электромагнитного метода для выделения урана-235.
В течение 9 месяцев текущего года работа по электромагнитному методу была направлена на разработку основных элементов промышленных конструкций разделительной аппаратуры (ионных источников, приемников разделённых изотопов и высоковакуумной аппаратуры) и на подготовку к проектированию завода электромагнитного разделения (разработка схемы технологического процесса в заводском масштабе, выбор основного оборудования и определение его основных характеристик).
Работа по созданию ионных источников большой мощности натолкнулась на серьёзные технические трудности. Выяснилась необходимость в разработке новых керамических материалов (выдерживающих высокую температуру), которые ранее у нас не производились. К настоящему времени ещё не удалось полностью преодолеть все конструктивные трудности. Особо трудной оказалась задача изыскания ионных источников.
Имеющиеся у нас в настоящее время источники работают не свыше 6 – 8 часов, в то время как в заводских условиях мы должны иметь по крайней мере втрое более высокий срок их службы, поэтому усовершенствование ионных источников направлено прежде всего на поиски возможности повышения срока их службы (…)
Параллельно с проектированием завода электромагнитного разделения урана (завод №814) по заданию Специального комитета в 1947 году приступлено к подготовке базы по производству для него специального оборудования и подготовке к строительству самого завода.
С этой целью начато силами МВД СССР восстановление бывшего завода Ленметаллургстрой (в Ленинграде), на котором будет организовано производство магнитов и электрооборудования для завода №814. Начаты подготовительные работы на строительной площадке, отведённой для сооружения завода №814 (посёлок Нижняя Тура Свердловской области).
(Цитируется с соблюдением авторской орфографии по книге Атомный проект СССР: документы и материалы, Т.2. Атомная бомба. 1945-1954. Москва – Саров, 2002. Кн.3, с 742-743).

Середина ХХ века. На дворе (опять же без объявления войны!) вчерашние союзники раскручивают маховик борьбы экономик и технологий, умов и воли. Наречённые «холодными», по накалу эти сражения были совершенно иными: обжигали, калечили, оставляли сиротами. Ну и победы пожинались на иных «полях брани».
«Электрохимприбору» предстояло «выкатить» на него изрядное количество изотопа, необходимого для создания термоядерного оружия. Приняв поручение к исполнению, уральцы, погрузившись в работу, вскоре поняли: технология, шагнувшая в их цеха из лаборатории, с производством не увязана. Ситуация надвигалась… патовая.
Конечно, Дмитрий Васильев не был научным руководителем разработки, ответственность «за науку» нёс Лев Арцимович. Но, согласитесь, какого было видеть, как в неимоверно тяжёлых, таёжных условиях восемь тысяч подневольных человек строят твой завод, жильё, город, и сознавать, что их дело в конечном итоге не выгорит отнюдь не из-за малого запаса прочности керамических материалов и неусовершенствованных ионных источников.
Обладавшие особо обострённым чутьём, руководители Первого главного управления почувствовали неладное. Однако вида не подавали, ужесточили контроль, стали выжидать.
За спины других Дмитрий Васильев никогда не прятался. И пасовать перед трудностями - не спешил. У Арцимовича, к тому же, появилась идея. И всё бы ничего, да на получение продукта по кардинально изменённой технологии требовались не только расчёты - формулы, но и эксперименты, напутствие Академии наук СССР и «клуба знатоков» Лаврентия Берия. Времени на это не оставалось: состязание с США обороты набрало критические.
Взаимное недоверие между вчерашними союзниками крепло день ото дня. Угрозы становились всё реальнее. Разведка докладывала: уже в июне 1945 года США завершили разработку первого плана атомной войны против Советского Союза, согласно которому предусматривалось нанесение ударов 50 атомными бомбами по двадцати городам. На карте намеченных целей не был забыт и Урал. В огне атомных бомбардировок предстояло сгореть Нижнему Тагилу, Свердловску.
Разрушение японских городов Хиросимы и Нагасаки в августе 1945 года, гибель от американских атомных бомб сотен тысяч людей потрясли человечество. Нельзя было допустить, чтобы «ядерными вожжами» одна страна безраздельно правила миром.
От советских учёных-исследователей ожидали пусть секретных, но победных реляций. Более всех отсутствие таких вестей томило «атомного маршала» Берия. Вот и на этот раз Лаврентий Павлович с нетерпением вскрыл засургученный конверт.
Министр электропромышленности СССР И.Кабанов и главный конструктор специального оборудования строительства №1418 Д.Ефремов 5 марта 1948 года писали:
«…Вопрос о необходимости форсировать разработку метода нами неоднократно ставился на заседаниях в Первом главном управлении… Но, несмотря на это, представленный министерством проект не был принят и не было дано решения по развитию метода в масштабах строительства завода.
Необходимость форсированной разработки электромагнитного метода и строительства завода была поставлена под сомнение и даже была создана экспертиза по рассмотрению принципов конструкции установок, несмотря на то, что в августе (1947 года – Б.К.) проектное задание было принято Научно-техническим советом. Экспертиза ещё раз подтвердила правильность предложенных Министерством электропромышленности конструкций, но созданная вокруг электромагнитного метода неуверенность привела к недопустимой затяжке работ, ибо проектирование завода, проектирование и подготовка производства специального оборудования были задержаны.
Так как запаздывание электромагнитного метода может пагубно отразиться на всей проблеме в целом, необходимо рассмотреть вопрос о форсировании научно – исследовательской работы, о масштабах и сроках строительства завода электромагнитной сепарации, о мерах помощи Министерству электропромышленности по производству всего специального оборудования и решению задач, связанных с разработкой и созданием мощных ускорителей». (Там же. Кн.3. с 787-789. Все текстовые выделения и подчёркивания сделаны Л.П.Берия).

Прежде чем «составить мнение», Берия ещё раз перечитал доклад И.В.Курчатова об основных научно-исследовательских, проектных и практических работах по атомной энергии, выполненных в 1947 году, который тот представил Сталину в феврале 1948-го.
Анализируя итоги работы, касающейся получения урана-235 по электромагнитному методу разделения, предложенному Л.А. Арцимовичем, учёный, назначенный «главным атомщиком», писал: «…Из-за встретившихся научно-технических трудностей дело здесь за 1947 год продвинулось меньше, чем по уранграфитовому котлу и диффузионному методу, но всё же и в этой области мы добились дальнейших успехов. - И особо о строительстве завода №814. – Вступать в эксплуатацию будет очередями. Предположено полностью ввести его в строй в 1950 году на производительность 150 граммов чистого урана-235 в сутки. Необходимое для снаряжения одной бомбы количество урана-235 завод №814 даст в середине 1951 года». (Там же. Кн.3. с. 763, 775-776).

6 марта 1948 года директор завода № 814 Дмитрий Васильев принял участие в заседании Специального комитета при Совете Министров СССР. Разговор в Кремле шёл обстоятельный: со всех сторон рассматривались возможности ускорения таёжного строительства. В итоговый протокол вписали четыре пункта, предусматривающие очередность пуска объектов, объединение трёх проектов в один, «переименование» ряда прежних поручений министерствам – ведомствам в задания и, особо, выделили четвёртое – «исключить из проекта все излишества и дополнительные льготы по вопросам материально-технического обеспечения строительства». (Там же. Кн.1. с. 255-256). Под словом «излишества» каждая контрольно - инспектирующая организация понимала своё, и чуть что навешивала сей ярлык на любое непонятное ей действо. Творческий поиск, строительство это не ускоряло.

И, тем не менее, время было удивительное – постижения знаний, обобщений, открытий. Каждый, кого приводила судьба на уральский север, осваивал его по-своему. «Химик среди физиков» Дмитрий Горячев, к примеру, вспоминал те годы так:
«Август 49-го. Полный восторг! Попали в «святая святых». Проблема, от которой зависит будущее страны. Таинственность, секретность. Лекции читает «сам» Л.А.Арцимович. Завораживающее слово «уран», которое нельзя не только произносить вслух, но даже упоминать в секретных документах. Помните, как неуклюже выглядели для химиков формулы типа AgO?
А в 1951 году вышел из печати пятитомный «Справочник химика». Главы, посвящённые радиоактивности, писали явно «наши» люди. И получился казус мирового уровня – большим тиражом были распространены выражения «1-й расход», «2-й расход» и т.д. Это были наши родные, ведомственные и очень секретные коды для альфа, бета и т.д. излучений. Вот до чего нам заморочили головы секретностью.
(…) Начался монтаж «регенерации». Монтировали не «зеки», а наши цеховые слесари. Кошмарное время. Установка занимала два этажа, а часть оборудования размещалась на третьем… десятки аппаратов, хитросплетение множества трубопроводов (даже если перечислить, что по ним текло, получается более двух десятков жидкостей и газов).
Чертежи всех коммуникаций были секретны, в отличие от 1-го цеха их даже не выдавали в наш цех – у цеха тогда не было отдельной охраны. Нельзя было делать никаких выписок, всё приходилось запоминать и в таком виде по кусочкам доносить до монтажников. Зато и знал же я аппаратуру!..» (Цитируется по кн. «Удивительные люди уникального завода», Изд. дом «Уралтранс», 2000, стр. 209-214).

29 августа 1949 года весь мир узнал, что на Семипалатинском полигоне прогремел взрыв первой атомной бомбы Советского Союза. По мощности она вдвое превышала ту, что была сброшена американцами на японскую Хиросиму. Ещё через год, в декабре 1950-го, на одном из уральских заводов получили обогащённый уран. Но узнали об этом лишь люди из особого списка.
Время, которого вечно не доставало, выступало союзником Арцимовича. Его вариант (применение в качестве рабочего вещества дейтерида и гидрида лёгкого лития-6) оказался попаданием в самое «яблочко» проблемы. На разделительной сепарационной установке СУ-20 наработали необходимое количество исходного материала.
Как и намечал бериевский Специальный комитет, в 1951 году на заводе № 814 впервые в промышленном масштабе получили изотоп урана-235 с обогащением 90 процентов. 18 октября того же года над семипалатинским полигоном была сброшена первая урано-плутониевая ядерная бомба РДС-3, а уже 12 августа 1953-го оружейникам Страны Советов удалось оснастить и испытать первый водородный (термоядерный) заряд мощностью 400 кг. тротилового эквивалента. По оценкам экспертов, американцы при этом отстали почти на год.
Впрочем, подниматься на пьедестал победителя в соревновании сверхдержав было некому: Сталина к той поре уже не было в живых, а подследственный Берия в камере-одиночке на Лубянке ожидал приговора Верховного суда СССР.
Безвластие могло дать позиционный перевес ястребам холодной войны. Но сдерживали наши бомбы. Чей грозный голос услышал весь мир, и парализовал недруга.
Так, вызвав «риск на себя», научный руководитель завода и его директор отстояли «свою высотку». За этот подвиг Лев Андреевич Арцимович стал академиком, как и Дмитрия Ефимовича Васильева, Родина отметила его Сталинской (Государственной) премией и орденом Ленина. Заводское таёжное селение по соседству с Нижней Турой, для конспирации, нарекли Свердловском-45, а потом – и закрытым административным территориальным образованием (ЗАТО) город Лесной.
Атомный щит Отечества укреплялся.
В том же году под руководством Д.Васильева коллектив завода приступил к освоению производства ядерных боеприпасов. Начало было заложено изготовлением конструктивных элементов ядерного заряда авиабомбы с мирным, женским именем «Татьяна».
Спустя шесть лет на вооружение отсюда поступят первые стратегические ракеты среднего радиуса действия, оснащенные ядерными боеголовками, изготовленными рабочими «Электрохимприбора».
На боевое дежурство ставятся межконтинентальные баллистические ракеты, разработанные конструкторским бюро Сергея Павловича Королева. На их узлах также был товарный знак уральского завода.
Технология получения исходных материалов и создания уникальных видов вооружения совершенствовались, вовлекая в свою орбиту новые силы учёных, конструкторов, исследователей. Держать «золотые яйца в одной корзине» становилось не безопасно.
Первыми это поняли американцы, создавшие Ливерморскую национальную лабораторию в дополнение к всемирно известной Лос-Аламосской кузнице атома.
С идеей создания в СССР второго ядерного центра, тем временем, в правительство страны настойчиво «стучался» авторитетный учёный - исследователь Кирилл Иванович Щелкин. И был услышан. Известно, чем оборачивается у нас инициатива. В апреле 1955 года ему и поручили создать институт, то и дело менявший в последствии свою вывеску: НИИ-1011, почтовый ящик 0215, п/я 150, Институт приборостроения, Российский Федеральный Ядерный Центр –Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики (ВНИИТФ).
Нет, он не был простым клоном первого отечественного ядерного центра - Всероссийского научно-исследовательского института экспериментальной физики (ВНИИЭФ). Задачи перед теми, кто съехался на берега уральского озера Сунгуль, были сориентированы на дальнейшее развитие оборонного комплекса государства, укрепление ядерного щита страны.
Новизна порождала перемены. В том числе – и в судьбах людей.
В начале 1955 года, когда «Электрохимприбор», что называется, встал на ноги, став серийным производством, Дмитрий Ефимович Васильев получил назначение на Южный Урал. Там, опять с первого колышка, ему предстояло возводить новый ядерный центр – город Челябинск-70 (Снежинск).
Выбор руководства страны был более чем обоснован: страстный жизнелюб, подвижник и уже атомщик - Васильев был редкостно богат уроками возведения своего первого завода-города. А кто работал с ним, знали, Дмитрий Ефимович из породы тех людей, что на одни и те же «грабли» повторно не наступают. Строить же предстояло не просто завод и город, а научный центр – комфортный для работы, жизни и созидания. Формально Васильев возводил его «для себя» - директора НИИ, однако многолетний опыт взаимодействия с учёными, работа в связке с академиком Львом Арцимовичем, приучили к разграничению сфер влияния. Вот и в «дуэте» с научным руководителем Кириллом Щелкиным изначально отдавал ему, науке, право «первого голоса». Вопрос «кто первее?» считал вредным для дела.
Принципом строительства, вспоминают старожилы Снежинска, слыла «васильевская мерка»: «Окраин у Наукограда не будет». Обошлись и без бараков-времянок. Строилось всё «со смыслом», основательно.
Выросший на Южном Урале Российский Федеральный Ядерный Центр – убедительное тому подтверждение. Работающие на Сунгуле исследователи и производственники вписали не одну яркую страницу в историю укрепления обороноспособности нашей страны.
Не хочу, чтобы у читателя сложилось мнение об эдакой лёгкости, с какой достигалась здесь поставленная цель. Нет, далеко не сразу сказывались ядерные «сказки» в краю челябинских озёр – хватало проблем, ошибок, разочарований, переделок заново и новых, настойчивых шажков вперёд, в научное незнаемое. Но прежде… люди открывали друг друга.
И своего директора Д.Васильева – тоже.
Его портрет глазами тех, кого судьба сводила с Дмитрием Ефимовичем, нарисовали в своё время энтузиасты-краеведы Снежинска. Своеобразную летопись поступков первого директора составила Т.Г.Новикова (Уральский градостроитель. Воспоминания о Д.Е. Васильеве, Екатеринбург, издательство «Художник», 1997).
Чем же, помимо «высокого роста, атлетического сложения, своей рыжей мохнатой шапки и мехового пальто» запомнился он людям.
Лидия Строцева:
- 1955 год. Эшелон со специалистами и оборудованием после долгого и нелёгкого путешествия пришёл на Урал. Мы и Стахановы приехали с маленькими детьми. Нас сразу поселили в коттедже. Там уже была расставлена кое-какая мебель. Мы начали возиться, разбирая вещи. Вдруг приходит такой большой – большой человек с большими руками, а в руках – банка с молоком.
- У вас маленький ребёнок?
- Да.
- Я ваш директор, зовут меня Дмитрий Ефимович Васильев. Завтра придёт женщина, вы договоритесь с ней, чтобы она вам носила молоко, а вот вам первое.
Позже я узнала, что на территории Сунгуля было две зоны и этой женщине специально выписали пропуск, чтобы она могла носить молоко. И потом, когда мы переехали в город, в первые же дни Дмитрий Ефимович приехал к нам узнать, как мы устроились на новом месте.

Борис Беляев:
- 31 октября 1957 года сдали в эксплуатацию первый жилой дом города. Новосёлы радостно устраивались на новом месте, когда подъехала машина, и из неё вышел директор. Дмитрий Ефимович тут же попал в кольцо людей, наперебой приглашавших отпраздновать это событие с ними. Васильев рассудительно заметил, что если он зайдёт в каждую семью хотя бы на несколько минут, то это будет… около тридцати рюмок со всеми вытекающими отсюда последствиями. Предложил компромисс – он пойдёт в гости «по жребию» и в одной семье отпразднует заселение всего дома. Тут же по кругу была пущена шапка с фамилиями жильцов. К кому, в конце концов, попал в гости директор, история умалчивает, но результатом были довольны все.

Николай Палкин:
- Первым зданием, построенным в Челябинске-70 (Снежинске), была школа. Для ученических мастерских Васильев сумел достать станки. В послевоенные годы, когда страна активно восстанавливала разрушенное хозяйство, это было абсолютно невозможно. Однажды Дмитрий Ефимович пригласил директора экспериментального завода и распорядился наладить совместно со школьной мастерской изготовление… коловоротов. Заводским рабочим поручалось выпускать отдельные части, а школьникам на уроках труда собирать изделия. Идея оказалась очень удачной. Коловороты в наших озерных местах оказались очень кстати, и ученическое производство познало, что такое настоящее паломничество. Школе этот промысел стал реальной поддержкой, базой для её развития.
Огромное значение имел и другой учебный ход Васильева. В первое время, когда жилья в городе не хватало, половину школы отдали под рабочее общежитие. Вечерами заняться здесь было нечем. И Васильев настоял на открытии вечерней школы рабочей молодёжи. Выгода от такого времяпровождения, как для учеников, так и их предприятия, была очевидна. Когда же начались ссылки на отсутствие помещений для занятий, Дмитрий Ефимович заметил: «Негде – будете заниматься в моём кабинете».

Кирилл Щелкин:
- В первые годы существования города образ жизни его жителей был непривычен для «большой земли». Ключей от квартир здесь не было, уходя, дверь просто прикрывали. Идя в кинотеатр, оставляли сумки с документами и продуктами на лавочках и прилавках соседнего магазина. И не было случая, чтобы что-то исчезло.
И вот как-то летом Долорес, дочка Васильева, приехавшая к нему на каникулы, каталась на велосипеде, оставила его на улице, и он пропал. Васильев вызвал единственного в городе милиционера и поручил найти вора. Украденный велосипед нашёлся через час. Украл его лодочник. Хотел увезти и продать где-то на стороне. Васильев рассердился не из-за того, что это велосипед его дочери, а из-за идеи: его страшно разозлило, что появились воры. Он отдал распоряжение подогнать машину, погрузить в кузов все вещи лодочника, вывезти их за зону и сгрузить за проволокой.

Павел Усиков:
- Однажды я был вызван в кабинет Дмитрия Ефимовича и увидел его в состоянии крайней раздраженности, что не было для него характерно. Он, вышагивая по своему довольно большому кабинету, начал меня отчитывать. В первые минуты я не понимал, что так его взволновало и почему он в таком гневе. Потом понял, о чём идёт речь, и стоял молча, ожидая, когда он закончит свою гневную тираду. Когда, наконец, наступила возможность внести ясность в то событие, которое так потрясло Дмитрия Ефимовича, он остановился около меня и стал внимательно слушать мои объяснения. После чего молча подошёл к своему рабочему столу, что-то там взял, снова подошёл ко мне, извинился за «сцену», сказал, что был не прав, его ввели в заблуждение, и подарил мне компактный телескопический мундштук.

Не забыл Павел Усиков и иные встречи с директором:
- Однажды он вызвал нас с начальником проектного отдела Александром Евгеньевичем Россинским. Когда мы пришли, сказал, что в журнале «Техника молодёжи» есть рисунок и описание плавательного 25-метрового бассейна, нужно решить, как построить такой в нашем городе при отсутствии проектной документации, финансирования, в условиях запрета возводить подобные объекты. Предложил план действий, а для начала - создать оргкомитет по строительству бассейна на общественных началах.
Началось дружное рытьё котлована. Однако земляные работы, производившиеся вручную, вскоре приостановили: под небольшим слоем земли оказалась скальная порода, взять которую можно было только техникой.

Фёдор Щелкин:
- Руководители Института несколько раз, по очереди, просили у министра Е.П. Славского разрешения на постройку бассейна. Тот стоял на своём: «Почему я должен вам разрешить, если на старых объектах их нет!?» Уральцы не сдавались. Дошло до того, что однажды министр сказал Васильеву: «Услышу ещё раз о бассейне, плохо тебе будет».
Решили обойти министра. Как-то раз К.И. Щелкин был на приёме у председателя Совета Министров РСФСР и между прочими делами попросил разрешения построить бассейн.
- А деньги у вас есть?
- Да, деньги есть, стройматериалы есть. Разрешите построить!
Тот и разрешил.
Сразу же (дело было в пятницу вечером) по сигналу из Москвы в Челябинске-40 был объявлен общегородской строительный аврал: за выходные дни предстояло возвести коробку здания. В понедельник утром об этом узнал министр, директор Васильев и научный руководитель Щелкин были вызваны для объяснений.
- Я же предупреждал, что запрещаю строить!
- Так всё уже построено. Давайте теперь команду, чем сносить: бульдозером или как?..
- Хорошо, если здание есть, завершайте строительство. Но если стен ещё нет, а только фундамент, мой запрет остаётся в силе.
Позвонив в город, Славский потребовал доложить о состоянии строительства бассейна. Ему ответили, что крышу уже подвели, заканчивают выкладывать ванную. Министру оставалось только рассмеяться: «Всё-таки обвели вы меня вокруг пальца...»

Так на таёжной улице появился плавательный бассейн «Урал» - первый в истории атомного градостроительства нашего Отечества. А Дмитрий Ефимович напомнил о роскошной люстре, которую ещё в Свердловске - 45, он купил для местного Дворца культуры. За расточительство ему объявили тогда выговор, а Минсредмаш СССР, в качестве примера заботы о людях и умелого хозяйствования, потом предлагало… ознакомиться с их центром культуры.
Гордился Васильев и наказанием за перерасход асфальта: выговор со временем сняли – отличная дорога осталась. Что-что, а истинную цену бездорожью сын ямщика знал… на генетическом уровне. Когда начинался нынешний Снежинск, сообщение между жилой зоной и промышленными площадками было очень плохое. Ещё как не просто довелось им укореняться на камышовых берегах озера Сунгуль, хорониться от недоброго глаза в лесах - перелесках.
Старожилы помнят, проезжая мимо автобусной остановки, директор обязательно останавливался и сажал в машину столько людей, сколько помещалось.

Леонид Комиссаров, водитель:
- Однажды мы возвращались из районного центра. В попутном направлении шли по дороге два пешехода – пожилой мужчина и мальчик. Погода ненастная, осенний дождь со снегом, распутица. Зная, что Дмитрий Ефимович не отнесётся безразлично, и мы не проедем мимо этих двух пешеходов, я стал беспокоиться и вдруг слышу: «Подвезём». Я стал упрашивать Дмитрия Ефимовича этого не делать, так как нам через два километра сворачивать, эти люди не наши попутчики, им надо дальше в прямом направлении, к тому же на наших сидениях белые крахмальные чехлы.
«Постираешь», - сказал директор и приказал остановиться.
У меня оставалась последняя надежда на то, что эти люди, открыв дверцу машины, увидят белые чехлы и откажутся садиться. К моему ужасу, первым юркнул в машину мальчик, за ним, кряхтя, влез старик, оставляя на чехлах чёрные разводья грязи. Глядя на моё волнение, Дмитрий Ефимович понимающе улыбался. Попутчиками оказались дед и внук. Дед для Дмитрия Ефимовича оказался приятным собеседником. Незаметно проехали километры до нашего поворота, я остановился. Дмитрий Ефимович прервал разговор с пассажиром и скомандовал: «Прямо». А это значило довезти наших пассажиров до села за 18 километров. Что и было сделано.

Васильев всем сердцем, «не напоказ» любил людей. И те отвечали ему взаимностью, о чём убедительно свидетельствует мозаика его поступков, сохранных в памяти оказавшихся рядом. Каждый миг Дмитрий Ефимович провёл в движении – чему-то учился, что-то постигал, отстаивал. И всегда… не в одиночку. Паренёк из семьи почтового ямщика своими университетами (как сам говаривал, «соразмерно возрасту взросления») считал освоение ремесла в цехах суксунского завода, стройплощадки Уралмаша, безразмерные рабочие смены в пору военного лихолетия, наконец, задание особой государственной важности - возведение атомоградов Лесного и Снежинска… И как-то так получалось, всегда оказывался на острие общественного переустройства.
Кабинетным работником Васильев не был. Потому, кивали сослуживцы, с лёгкостью жертвовал его вечерней школе. Директор настолько располагал к себе людей, что многие относились к нему как к самому близкому человеку. Среди теоретиков – физиков слыл непререкаемым авторитетом - практиком по части охоты, рыбалки, ягод - грибов.

Вениамин Дорофеев:
-Об Урале он мог рассказывать часами. Купил я как-то небольшую книжонку – путеводитель по нашему краю. Был страшно горд и показал её Дмитрию Ефимовичу. Он улыбнулся: «Знаешь что, приходи, кое-что покажу». Я пришёл и увидел массу книг. В коттедже, где он жил, они занимали половину жилплощади. Его библиотека поражала. На вопрос, когда (при его-то занятости!) успевает всё это прочесть, отшутился: «Вот выйду на пенсию – наверстаю».

8 марта 1961 года горожане Челябинска-70, как и все россияне, отдавали дань Женщине. В клубе, в красных уголках производств, на промбазах и стройплощадках, разбросанных по лесным участкам, звучали здравицы в честь прекрасного пола. Директор Васильев, как и все его заместители, главные специалисты института, поздравляли прекрасный пол.
Дмитрий Ефимович объехал многих, и проникновенные слова сказал всем, кто вместе с мужчинами разделял первопроходческие невзгоды, говорил о завтрашнем дне их детища - института и города, о том, насколько надёжным для Родины будет выкованный ими щит.
Поздно вечером, отпустив водителя к домочадцам, он сам сел за руль автомобиля. А на утро, не веря в услышанное, город осиротело рыдал, постигая утрату: в дороге у 58-летнего директора случился инфаркт…
И были… немота прощания на берегу Сунгуля, и последний путь с Южного Урала до Ваганьковского кладбища Москвы, где во весь рост выпрямилось скромное надгробье с высеченными словами: «Уральский градостроитель», и тот грузовик, который доставил в Суксун бесценное собрание книг Дмитрия Ефимовича, завещанное землякам.
Всего год не дожил Д.Васильев до того дня, когда на его родном «Электрохимприборе» в Свердловске-45 освоили серийный выпуск сверхмощной бомбы, с лёгкой руки (а может… башмака главы нашего государства) Н.Хрущёва наречённой «Кузькиной матерью». Помните, как Никита Сергеевич, лихо постукивая своей обувкой по трибуне Ассамблеи ООН, грозил капиталистическому миру: «Мы вам покажем «Кузькину мать».
И показал… В таёжном уральском краю рассекреченную «мать» спешно поставили на поток. Однако на вооружение бомба так и не поступила. Для доставки её к цели не было даже специального самолета. Доработанный бомболюк самолета ТУ-95, с которого при испытании на новоземельном полигоне было произведено сбрасывание бомбы, помещал её… не более чем на половину.
Тем не менее, испытывать на себе её истинную разрушительную силу, распечатывать третью мировую, не рискнули даже самые пернатые ястребы человечества. Так, в итоге, «Кузькина мать» стала очередным актом «силовой демонстрации холодной войны», отвела угрозу войны.
* * *
А в уральских городах – ЗАТО (закрытых административных территориальных образованиях) появились улицы Васильева. В Лесном именем Дмитрия Ефимовича названы также школа и посёлок садоводов «Васильевские дачи». Альпинисты Челябинска-70, совершив восхождение в труднодоступном районе Памира на безымянную вершину (6100 метров над уровнем моря) в верховьях ледника Федченко, назвали её пиком Д.Е.Васильева. Так с 1968 года он и значится официально на картах мира, а на уроках географии в школах Суксуна, Лесного и Снежинска юные уральцы с удивлением открывают для себя «уральские корни» этой вершины.
Стараниями Ольги Степановны Сергеевой имя прославленного земляка отныне носит и Суксунская центральная библиотека, на томиках иных изданий которой можно видеть незатейливый экслибрис со словами: «В дар трудящимся п. Суксун от ВАСИЛЬЕВА Дмитрия Ефимовича. Апрель, 1961 г.».
Мой дед-книгочей этому факту, думаю, непременно бы порадовался.

Очерк опубликован в книге:
Борис Кортин. Из Евразии – в Азиопу. Екатеринбург: «Реал-Медиа», 2009.


Могила Д.Е. Васильева на Ваганьковском кладбище г. Москвы.
 

Комментариев нет:

Отправить комментарий

  НАХОДКА! Сколько раз я уже многим говорила: не выбрасывайте ничего из дома. Это память предков. Даже если и нет наследников, не выбрасывай...